На прошлой неделе в Киеве в помещении фундации «Центр современного искусства» в рамках фестиваля «Белорусская весна» прошла презентация «Белсат TV» — первого и единственного независимого телеканала в Беларуси. Редактор информационного отдела «Белсата» Алексей Дзикавицкий встретился с киевской прессой, а также ответил на вопросы корреспондента «Дня».

— Как появился ваш канал?

— Ситуация со свободными СМИ в республике Беларусь ухудшалась все 15 лет с того момента, когда к власти пришел Александр Лукашенко, человек, во время своей избирательной компании обещавший всем журналистам, что они будут работать свободно. Но на практике закрывались газеты, был убит наш коллега, оператор Дмитрий Завадский, работавший на российское ТВ, а раньше бывший личным оператором Лукашенко: просто вывезен и убит — никто не знает, где. В 2000-х годах в десятимиллионной Беларуси остались только две общенациональные независимые газеты, которые, к тому же, печатались в России, и 13 независимых изданий в регионах. Они имеют маленькие тиражи и не могут продаваться в киосках «Белсоюзпечати», а если тебя нет в киоске — значит, тебя нет вообще. Мы создали радио «Свобода» в Беларуси. Однако радио, при всем уважении (я сам десять лет работал на радио), — это вчерашний день. Телевидение, интернет — наиболее влиятельные СМИ в наше время.

В 2006 году мою коллегу, корреспондента польского телевидения Агнешку Рамашевскую-Гузу, депортировали из Беларуси за ее материалы о том, что творится в стране. Вот эта женщина своими силами, при помощи своих знакомых решила сделать независимое телевидение для Беларуси в Польше. В этот проект с самого начала никто не верил. Потому что ТВ — это не радио и не газета. Это весьма дорогостоящая вещь, требующая также умения, опыта, команды. Но через год канал был создан. Правда, в Польше. В самой Беларуси мы это организовать не смогли бы.

— Кто вас финансирует?

— Это официальная, открытая информация. Нас финансирует министерство иностранных дел Польши. Мы ничего не скрываем.

— Когда состоялась первая передача?

— 10 декабря 2007 года, в Международный день прав человека. Программа сначала была трехчасовой. Уже через три месяца власть, поняв, что канал набирает силу, ударила по нам.

— Что послужило поводом?

— 25 марта в Беларуси — День свободы, патриотический праздник, запрещенный режимом. В этот день в Минске прошла большая демонстрация протеста, жестоко разогнанная ОМОНом. Наш телеканал был единственным в мире, показавшим это в тот же день. Другие каналы вынуждены работать по официальной аккредитации и пересылать кадры в свои редакции посредством государственного телевидения. Конечно, переслать съемки никому не разрешили. А мы имеем специально отработанную систему передачи. У нас кадры избиения появились уже через час, их показали все европейские телеканалы. И через два дня, 27 марта, в восемь утра в квартиры всех наших людей вошла милиция и КГБ. Были массовые задержания, людей запугивали, забрали почти всю аппаратуру. Это был очень сильный удар. Они думали, что мы не будем дальше работать.

— Как удалось восстановиться?

— Мы не только не поддались, но со следующего дня продлили нашу информационную программу. Конечно, защитить нам наших людей очень тяжело. Когда власть захочет кого-то посадить, она это сделает — не за то, что пришли с камерой, а за неподчинение милиции или «хулиганство». Что касается аппаратуры —  мы, конечно, не столь наивны. Мы не зря называемся партизанским телевидением: как партизаны во время войны рыли свои схроны, где прятали свое оружие, так и у нас есть места, где спрятана необходимая техника. Когда забирают аппаратуру, наш человек едет в это место, берет технику и на следующий день оператор или журналист имеет возможность работать. Кроме того, есть люди, которые страхуют оператора в небезопасной ситуации — например, он снимает 15 минут, они забирают кассету и уезжают, а он вставляет новую. И поэтому даже если его задержат, съемка у канала все равно будет.

— Со столицей все ясно, а как с провинцией?

— Мы гордимся тем, что нам удалось помочь со многими делами в маленьких городках. Потому что обычно когда чиновники видят, что едет телевидение — неважно, какое — они боятся спросить, а вдруг государственное?! Ведь оно у нас является частью власти. Самого появления камеры боятся. Был случай, когда мы вели съемки у детского дома, напротив которого была огромная свалка, ее десять лет не могли убрать. Только мы прибыли и начали разговаривать с людьми — приехали бульдозеры и начали этот мусор убирать.

— Абсурд...

— Иногда ситуации бывают просто комичные. Например, один наш оператор снимал массовую акцию протеста. Пришел без «кубика» (эмблема канала), с камерой, снимает. А КГБ также обычно снимает все акции. И вот подходит к нему человек в штатском и спрашивает: «Что ты здесь делаешь?». А наш с каменным лицом отвечает: «А ты что здесь делаешь?». Тот говорит: «Я на работе». Наш: «И я на работе». Гебешник: «Понял». И ушел. Ведь КГБ делает съемки оппозиции для себя, прокуратура — для себя, милиция для себя, и они уже временами не знают, кто для кого снимает. Конечно, так бывало только в самом начале, сейчас уже это невозможно...

— Что еще у вас есть, кроме политики?

— Мы снимаем документальное кино, которое в Беларуси в упадке, поддерживаем режиссеров своими заказами. Также делаем культурные программы, ток-шоу, экономические и международные программы. Ко Дню свободы мы сделали целую подборку фильмов и программ, чтобы рассказать белорусам, что это за день. Никто, кроме нас, это не сделал.

— А какова объединяющая концепция?

— Наш девиз с самого начала: «Белсат» — это канал, который делают белорусы для белорусов«. У нас белорусский взгляд на все, что происходит, и, во-вторых, белорусский язык. Вещаем исключительно по-белорусски. Теперь на государственном телевидении на русском — более 90% эфира. Для нас вопрос языка приоритетный.

— Какова ваша структура вещания на сегодняшний день?

— Сейчас мы вещаем шесть часов в сутки, ведем утренние и вечерние блоки. Нам удается ежедневно делать 22-минутную информационную программу. Там есть новости политики, культуры, спорта, погоды. Причем 80—90% съемок сделаны сегодня, в Беларуси. Наши коллеги в Беларуси снимают с утра и до обеда, потом компрессируют видео, пересылают его, мы монтируем и делаем новости. Оперативность была нашей сверхзадачей. Мы охотно берем съемки из интернет-ресурса Youtube, если они лучше иллюстрируют какую-то ситуацию, чем наши. Вообще, если бы 15 лет назад кто-то хотел сделать такое телевидение, то это было бы невозможно. А сейчас есть интернет, есть маленькие камеры, умещающиеся в руке, есть камеры в мобильных телефонах. Так что теперь сложнее задержать это. Также по воскресеньям делаем получасовую публицистическую программу «Неделя в объективе», куда приглашаем известных экспертов, комментирующих важнейшие события. В сегодняшней Беларуси важна не столько информация, сколько публицистика. Информацию можно прочитать повсюду, в том же интернете. Но важно разъяснить, почему так действует власть, почему так действует оппозиция.

— Удается ли проводить прямые эфиры, кроме выпусков новостей в студии?

— Мы делаем их, когда происходят какие-то крупные события, например, самый большой белорусский рок-фестиваль «Пасовище». Он по иронии судьбы проходит в Польше, в нескольких километрах от границы с Беларусью. Это оазис национальной музыки, языка, и мы оттуда ведем прямые эфиры. Еще нам удалось выработать технологию, по которой мы и в новостях делаем прямые включения. Конечно, не такое качество, как хотелось бы, но получается.

— Кто ваши эксперты?

— Ситуация с экспертами, особенно в последнее время, очень сложная. Власти пытаются их преследовать. Если видят, что кто-то для нас комментирует, на следующий же день к этому человеку приходит милиционер, требует объяснение: «Почему вы высказывались для незарегистрированного канала?». У людей, работающих в государственных структурах, возникают проблемы. К счастью, в Беларуси есть довольно большой круг независимых экспертов, которые работают в негосударственных фондах или исследовательских центрах, в основном эти люди составляют круг наших экспертов, плюс наши коллеги — независимые журналисты.

— По поводу коллег: кто у вас работает?

— Это в основном молодые, общественно активные люди из демократической среды, средний возраст — 25 лет, они учатся или уже закончили учебу, часто являются членами негосударственных организаций, занимаются самыми разными делами — от охраны природы до борьбы за присутствие белорусского языка в стране. Мы не берем тех, кто работал раньше на государственном телевидении. Нам надо было набрать людей молодых, творческих и научить их, что такое ТВ. В моем отделе информации работает около 60-ти человек. Часть из них работает в Варшаве, часть в Беларуси, часть в других странах. Их всех надо было научить делать телевидение.

— Есть какой-то отбор?

— У нас не работают те, кто не имеет рекомендаций. Кандидат должен иметь рекомендации по меньшей мере двух людей, которые могли бы за него поручиться и которые достаточно известны, по крайней мере нам. Иначе нельзя.

— Но ведь режим наверняка пытается вам заслать своих «кротов»...

— Думаю, власти работают над тем, чтобы навредить нам при помощи подставных людей. Им хорошо известно подавляющее большинство наших процедур, наш порядок работы и так далее. Ничего не поделаешь. Когда в команде 120 человек, то наверняка кто-то есть. Главное — не впасть в паранойю, потому что это в конечном итоге то, чего хотят достичь спецслужбы.

— Сложно ли было создать сеть корреспондентов?

— Работа до сих пор идет. Стараемся закрыть не только столицу и областные центры, но и города поменьше. Некоторые корпункты усиливаем, кто-то уходит с работы -ищем других людей. Все время стараемся расширяться.

— Понимаю, что задаю рискованный вопрос, но, хотя бы в общих чертах: как вы передаете информацию?

— У нас есть по крайней мере три канала, при помощи которых мы передаем видео в редакцию в Варшаве. Сложно об этом говорить, сами понимаете... Не исключаю, что часть этого известна службам — но не все.

— Очевидно, проблем у вас более чем достаточно, но какие из них — наиболее острые?

— Статус. Доступность материалов, связанных с властями, каких бы то ни было брифингов и т. п. Также — ограниченные финансовые возможности. Но на первом месте — преследования наших людей, запугивание их семей, задержания, допросы. Недавно наш коллега, Иван Шульга, отсидел десять дней в тюрьме за то, что не впустил КГБ в наш подпольный офис в Минске. Он вышел покурить, они стояли около подъезда, ждали удобного случая, чтобы войти, и сказали Ивану, когда он вышел: «Нажми кнопку на домофоне, скажи, чтобы впустили». Он сказал: «Хорошо», — и когда его подвели к домофону, выкрикнул: «Не пускайте, это менты!». Его забрали, обвинили в том, что он избил милиционера и сломал ему ногу. На следующий день в суд этот милиционер пришел сам, без гипса, и принес справку из госпиталя, что у него сломана нога. То есть настолько цинично действовали... Иван мог попасть в тюрьму за нападение на сотрудника милиции при исполнении служебных обязанностей. Но мы такой шум подняли, настолько стало везде известно вплоть до Европарламента, выступила баронесса Эштон, что суд объявил четырехчасовой перерыв, не знали, что делать. В итоге ему только десять суток дали.

— Все, конечно, познается в сравнении. Недавно мне довелось посмотреть фильм о подпольном телевидении в Бирме...

— Мы делали материал о них. Наш корреспондент был у них в офисе в Дании. Да, в Бирме не церемонятся. За работу без аккредитации — до 60-ти лет тюрьмы. То есть если поймают молодого человека, когда он снимает что-то без разрешения, — сажают до конца жизни. Несравнимо...

— Тем более, вас ведь смотрят в Беларуси.

— Принимать нас можно по спутникам «Сириус» и «Астра», на спутниковую антенну в большинстве стран Европы. Конечно, социологические исследования весьма условны, но согласно тем данным, которые мы имеем, нас смотрят 10—12% беларусов. Это около миллиона человек. Очень серьезная аудитория.

— Почему же режим стоит до сих пор?

— Чтобы это понять, надо знать специфические черты характера белорусского народа. Народ партизанский. Во время войны в Полесье, где жил мой дед, было украинское партизанское движение, а также польское, белорусское и советское. На веку моего деда власть сменилась в том месте восемь раз. Что такое смена власти, да еще и путем войны? Потеря всего, что наработано до сих пор. У тебя есть какие-то деньги, но они с сегодняшнего дня недействительны. У тебя есть какая-то позиция, карьера, но она тоже не имеет значения, потому что приходит новая власть, и все сначала надо делать. Если в начале 1990-х в Беларуси был определенный подъем, то в последние 15 лет все это обрубили. И предпринимательский класс, и многие из бывших оппозиционеров поняли, что это всерьез и надолго и что надо к этому приспособиться. Приспособились настолько, что теперь я часто слышу от своих земляков: «Черт с ним, пускай хоть так будет, только не надо никаких перемен опять».

— А оппозиция?

— Нет яркого харизматичного лидера. Оппозиционные политики уже проиграли все, что можно было проиграть: местные выборы, президентские, референдумы. Эта оппозиция по большому счету неопасна. И сам Лукашенко говорил не раз, что надо благодарить Бога за такую оппозицию. Это на самом деле так. Были харизматичные лидеры, но они исчезли. Скорее всего, убиты в конце 1990-х. Так что есть два фактора: люди притерпелись к этой системе и не видят, за кем им пойти.

— Держите ли вы обратную связь с вашей аудиторией?

— Нам пишут много. Нас обсуждают в интернете. Не выдержало даже государственное ТВ, которое два года нас игнорировало, а потом, как говорится, наехало, сделало пасквили на нас в своем обычном духе. Мы сейчас стараемся привлечь зрителей к участию в программах. Дважды в неделю наши ведущие приглашают всех зрителей на видеосвязь в «Скайпе», где каждый может задать вопрос, высказать мнение, которое потом мы используем в программах, прежде всего в воскресной «Неделе в объективе». Мы записываем видео или аудио этих вопросов, а потом задаем их экспертам.

— Какие качества вы считаете наиболее важными для журналиста?

— Новости — это прежде всего дисциплина. Каждый из наших людей понимает, что съемки, которые он делает, уникальны, и если окажется, что видео придет после 19.00, то в восьмичасовых новостях его уже не будет. Поэтому самое важное — дисциплина, ответственность и собранность. И, конечно, отвага. Но этому уже не научишь...

— Откуда у этих ребят она берется?

— Многим надоело бояться. Ведь молодые люди путешествуют, видят, как живут и работают их коллеги в других странах. Мы шлем наших журналистов учиться в Польшу, Швецию, США. Мои коллеги придерживаются того же мнения — ну сколько можно бояться? Потому это и делают.

— Вы бываете в Беларуси?

— Нет, не был там уже восемь лет. Я работал редактором газеты, мне угрожало тюремное заключение за публикации о махинациях перед выборами. Я просто вынужден был выехать.

— Самое большое испытание — это свобода. Что будет тогда с каналом? Он может просто исчезнуть...

— Я часто об этом думаю... Когда ситуация изменится, нужно будет отстраивать государственное телевидение. Стараться сделать его в идеале общественным ТВ, как ВВС. Практика показывает, что это очень часто не удается в переходных странах, в том числе и в Польше. Но в идеале должно быть так. Еще я думаю, что миссия нашего канала не только в том, чтобы передавать информацию, но и чтобы воспитать — может, это и громко сказано — поколение независимых журналистов. Потому что откуда им сейчас взяться? Испытание свободой... Сейчас ситуация ясная. Есть они, есть мы. Они хотят спрятать или исказить информацию — мы стараемся ее подать объективно. Конечно, наши симпатии на стороне демократических перемен и людей, которые занимаются тем, чтобы эти перемены наступили. А что будет, когда они окажутся у власти? Надеюсь, оппозиция, придя к власти, хорошо усвоит уроки того, что происходит в соседних странах, и не будет пытаться контролировать телевидение. Иначе в стране ничего не изменится.

— А свое личное будущее каким видите?

— Я по образованию не журналист, а экономист. Но так получилось, что прошел все пути в СМИ: газеты, радио, телевидение. Многие стараются любым путем выехать из Беларуси, прежде всего в страны ЕС, цепляются за любые возможности, чтобы там остаться. Но если б мой опыт понадобился в стране, я бы, ни секунды не сомневаясь, вернулся. И занялся чем-то полезным там — телевидением, конечно. Хотел бы вернуться, а как будет — кто знает?..

Источник: День