Журналист радиостанции «Эхо Москвы» Александр Плющев рассказал о своих взаимоотношениях с коллегами по цеху, гаджетах. Поведал, чем его «подкупил» Зюганов и почему он не делится номерами ньсюмейкеров с коллегами с Первого канала. Ну а основной темой разговора стал интернет, точнее синергия журналистики и глобальной паутины.

— Помогают ли социальные сети журналистам в работе?

— Они больше отвлекают от работы. У меня есть проблема — я люблю отвлекаться на все это — включаться в обсуждения, отвечать людям. Мне кажется, если человек задал вопрос, надо ему ответить. Если человек не просто хочет высказаться или если у него не какой-то идиотский вопрос, на который не знаешь что ответить. То есть, я отвечаю на вопросы, которые требуют ответа. Но это еще полбеды. Я еще комментирую. А это как с играми: ты можешь просидеть сутки, думаешь — игра офигенная. А потом встаешь и понимаешь, что, буквально, «спустил в унитаз» от магазина AM.PM целый день. И ничего не получилось с этого дня, сам не дал, и себе не получил. Как будто ты его проспал. Но если бы ты его проспал, это было бы полезнее — отдохнул бы во сне. И потом — во сне все равно мозг соображает.

Теоретически — можно каких-то людей через соцсети найти, что-то о них узнать, но вот в нашей работе, на радио, это не такое уж гигантское подспорье, может, у журнальных коллег, где надо возиться долго. Ну а работа в соцсетях пиарщиков и многих других людей, которые в свою очередь с нами общаются вообще часто раздражает. Недавно ко мне с деловым и серьезным предложением обратился персонаж с фамилией Милица Покобатько (это эпизодический персонаж «Мастери и Маргариты»). Вот о чем думают Олежки — Сладкое Печенько — Сидоровы, когда используют свой игривый профиль для деловых контактов?

— А тебе, вообще, много народу в интернете пишет?

— Ну они все разные, их много, я не могу оценить, сколько в день. Я думаю, несколько сотен обращений в день, учитывая диалоги. Я сейчас практически не пользуюсь мессенджерами, только для сообщений с близкими людьми, которых я знаю, это более-менее удобно, на передачу когда придумываем текст, мы переписываемся по GTalk.

— А через что ты переписываешься с остальными?

— Фейсбук, Livejournal, мой собственный блог, но в основном Твиттер, главным образом. Я думаю, что 80% переписки приходится на Твиттер.

— Ну да, твиттер уже заменяет многим аську.... А что больше нравится — говорить, писать?

— Ну, писать мне точно не очень нравится, там просто серьезная работа с текстом. Мы — люди помешанные на радио, нам легче сказать, чем написать. Мне больше нравится придумывать и хулиганить, а с помощью какого средства выражения это будет, не так важно — через телевидение или радио.

Вообще, я ужасно люблю взрывные жанры. Люблю всякие смешные вещи, пародии внутри, казалось бы, обычной передачи.

— А были какие-то вещи на грани фола, когда главный редактор или другой начальник заходил в студию с криком?

— На Эхе (радио «Эхо Москвы» прим. ред) это периодически случается. И не только со мной. Думаю, такое со всеми происходит, когда идет разговор о какой-то проблеме, теме, и ты какой-то аспект не знаешь, в отличие от главного редактора. Ему хочется что-то сказать, что-то поправить. Тогда может и в эфир позвонить и придти — бывало.

У нас на радио был недавно такой случай. Моя соведущая — Ксюша Басилашвили в «Утреннем Развороте» (это двухчасовое утреннее шоу) делала обзор прессы. Газета «КоммерсантЪ» писала про арт-группу Война, а там есть такой участник — Леня Ебнутый. Она его прозвище так и прочитала в эфире. До меня это дошло секунд через 30. Честно говоря, я привык, что Ксюша — человек культурный, как ее называют — «Из театральной семьи». И вот, Ксения Олеговна своим ангельским голоском перечисляла участников группы война, включая Леню Ебнутого, и это все проходит через меня, я на что-то отвлекся и слушал ее вполуха — и вдруг такое... Интересно, я думал, будет ли какая-то реакция... В твиттере была, среди слушателей была, у нас на радио все сказали: «Клево».

— Ты не идешь на Первый канал, но при этом ведешь на государственном канале «Россия 24» передачу Вести.Net

— Я же не иду не потому что это государственный канал, не потому что это «рупор Кремля». Я не иду, потому что меня, как правило, зовут по интернетным темам. Если бы меня позвали про политику поговорить, я бы пошел (с иронией). Хотя я не большой мастак на эту тему разговаривать. Но меня зовут рассказать про интернет. А создают эти передачи, как правило, люди, которые не разбираются в этой теме. И объяснять им бесполезно. У них есть общее, гламурное что ли представление... Хотя нет, гламурное — плохое слово. Довольно бытовое представление об интернете. Я не за то, чтобы на него молиться или подходить к нему с научной точки зрения, или закончить Бауманку, перед тем как вообще за интернет браться, вовсе нет. Но они обсуждают темы: «Как стать знаменитым в интернете», «Как заработать в интернете», или какие-то там государственные проекты — Перспективы Сколково, перспективы русскоязычного домена. РФ. Я знаю просто, как они работают, какие подходы, принципы.

Как правило, снимают два часа, а оставят 15 секунд. Причем эти 15 секунд будут самые дурацкие, самые идиотские — все перепутают в титрах, ошибутся в фамилии, или еще в чем-нибудь.

— И выставят полным идиотом.

— Да, и выставят полным идиотом. Подведут, как-никак. И ты что, к кому-то побежишь с претензиями, жаловаться? Я как-то пару раз так налетел, и, как бы в сообществе, это не здорово. Мне и пиар, как на Первом, Втором (России) не нужен совсем. Я им отказываю часто под всяким благовидным предлогом, конечно — типа уезжаю, у меня работа... Я чувствую, что дело дурацкое.

— Но были же, наверное, успешные истории твоих взаимоотношений с федеральными каналами, помимо «России-24»?

— Да, было, конечно. Однажды мне позвонил Сережа Малоземов с НТВ и предложил сняться в сюжете про Твиттер. Я тогда его не знал хорошо, и он сказал: «Саш, я знаю, как ты относишься ко всему этому, поверь, все будет нормально, все будет хорошо, я тебе ручаюсь своим именем». Для меня это дорого, когда человек говорит: «Я имя свое ставлю». Значит, человек относится серьезно к делу. Получился очень хороший сюжет. Конечно, он очень сильно популизовал Твиттер, меня, но это было полезно всем: Твиттеру, мне, конечно, Сереже Малоземову, потому что его очень много цитировали в интернете. Это был чуть ли не первый сюжет, ролик про Твиттер. Фактически стал вирусняком, хотя там не было ничего вирусного.

— А ты получаешь удовольствие от эфира?

— Да. Но это даже не удовольствие. Это скорей как раз жизнь и есть. Или моя иллюзия жизни. В эфире ты чувствуешь себя, когда хозяином, когда гостем — и это разные роли. Присутствует некое творчество, непредвиденные ситуации — целая жизнь. Я в прошлом году снялся в фильме (он еще не вышел) — и понял, что и это тоже другой мир. Как будто я шесть дней прожил на другой планете. И до меня начинает доходить, что такое абсолютное счастье. Бывает, уезжаешь в другую страну, или переходишь на другую улицу — и там у тебя другая жизнь. А у меня другая жизнь — в эфире, по сравнению с повседневной.

— Для тебя как для журналиста работа на в прямом эфире на радиостанции, запись передачи на ТВ — разные ощущения?

— На ТВ все, что я делаю, — в записи. Запись тоже отдельное искусство — более тяжелое, чем прямой эфир. Прямой эфир ты, хочешь или не хочешь, но вытянешь. Он закончится рано или поздно. Запись же — совсем другой принцип. Там ты не уйдешь, пока не закончишь. Ты должен сделать минимально приемлемо, а лучше — идеально, в этот промежуток ты должен попасть. В случае прямого эфира — ты заканчиваешь, когда время заканчивается. Прямой эфир интересней, безусловно. Это как воздух, которым дышишь.

Совершенно разные вещи. Другое дело, что для ток-шоу, для политических вещей лучше, и даже необходим прямой эфир. А какие-то вещи развлекательно-познавательного характера в прямом эфире вовсе не здорово делать. Всегда что-то надо переделать, что-то надо получше сказать. Брак не дает ощущения воздушности, он дает ощущение грязи в этом случае. То есть, оговорился, еще что-то — это грязь, которая не нужна. А когда ток-шоу, тут ошибки и оговорки придают драйва, то есть, тут как будто напрямую видишь, присутствуешь.

— И неформальность какую-то придает?
— Наверное, да.

— Считаешь ли ты себя одним из основателей журналистики об интернете

— И до меня делали обзоры сети — хотя бы легендарный «Вечерний интернет» Антона Носика, с которого я и начал свое интернет-образование, который и в некотором смысле дал мне путевку в жизнь. Было несколько обозрений, выходило два журнала. А вот на радио совершенно не было регулярных интернет-обозрений.

Это и заставило меня сделать такую регулярную программу. Плюс я придумал несколько терминов. К примеру, термин «Тройное W» придумал я. Просто до этого никто не знал, как произносить адреса, говорили по-разному: «вэвэвэ», «три w», «тройное W», «WWW» — «хороший» вариант был, в общем множество вариантов. И никто не знал, как произносить — с точкой, без точки и так далее. Я решил, что надо раз и навсегда определиться, что не произносится точка внутри адреса, и о том, что говорится «Тройное W».

— А о чем интереснее говорить? О людях или о гаджетах?

— Все равно, говоря о гаджетах, говоришь о людях. Разные люди приобретают разные гаджеты. Кто-то любит повозиться в нем, поковыряться. Кто-то любит ощущать собственную состоятельность: что он может победить этот гаджет, эту программу, эту операционную систему. А остальные не могут. Кто-то любит, чтобы как для чайников было, кто-то — чтоб красивенько было. Кому-то важно, чтоб помещался в кармашек сумки. Все время о людях получается. Вообще, на самом деле люди всегда говорят о себе, всегда.

— Обиды на тебя после эфира бывают?

— Бывают. Бывает, я обижаюсь, но это все нормально. Это — жизнь. Я спокойно ко всему этому отношусь. Я с огромным уважением отношусь к людям, которые, даже если обижаются, потом находят в себе силы вернуться к прежним отношениям, понимая, что есть работа, есть эфир, есть шоу, в конце концов, есть такие законы шоу, и он подписался под ними, просто придя в эфир. Когда приходит он такую оферту негласную подписывает. Но вот, например, спорный персонаж, как, например, Катя Гордон. С ней вообще легко, к ней можно много предъявить претензий. Она настолько выпукла и угловата (в смысле личности, не в смысле внешности, она очень красивая девушка внешне), что есть, за что зацепиться и привязаться, и ехать на этом можно долго и упорно. Но она всегда находила в себе силы реагировать на какие-то ниже пояса удары, во-первых: а) реагировать достойно, и б) не обижаться. Это очень здорово, и я это очень уважаю. Или другой персонаж, например, Геннадий Андреевич Зюганов. Его очень трудно «замочить».

Человека очень трудно хотя бы остановить, перебить. То есть, если ты поздоровался, задал вопрос — все можешь уходить из студии — зачем ты нужен. Дальше следует большой и трепетный монолог про учителей, комбайнеров и так далее, про другое обездоленное население. Дико трудно с ним.

— А пытался ли сам сделать свои медийные проекты?
— Нет.

— Почему?

— Я вообще не люблю организовывать что-то. Мне много раз предлагали всякие организаторские должности. Не секрет, Венедиктов предлагал мне стать его заместителем. Но это не то к чему мне стоит стремиться в своей жизни. Все что связано с организаторством, меня очень угнетает. Например, я ушел с НТВ только потому, что меня поставили на организаторскую должность. На должность шеф-редактора в 1999 году. Я с большим трудом, чуть меньше года был в этой должности. До этого я был обычным редактором. Клево, вообще — сидишь, пишешь сюжеты, собираешь картинку, копаешься в интернете — мне нравилось это занятие, я многому научился. Но потом мне сказали, что нужна переквалификация, я должен что-то делать большее, и меня повысили. И я ушел. Я их в принципе предупреждал, чтобы не делали этого, а они не послушались. Не думаю, что они хоть на минуту об этом пожалели, но и я локтей не кусал.