В июле 2013 года Агентством стратегических инициатив (АСИ) был создан Фонд развития интернет-инициатив (ФРИИ), получивший 6 миллиардов рублей для вложения в российские интернет-стартапы. Ровно год назад, в октябре 2013-го, фондом были отобраны для развития первые 40 стартапов в собственный акселератор. «Лента.ру» побеседовала с директором ФРИИ Кириллом Варламовым об особенностях работы близкой к госструктурам инвестиционной организации.
«Лента.ру»: Прежде всего давайте определимся, ваш фонд государственный или частный? Имеет ли он какие-то еще цели помимо извлечения прибыли?
Варламов: ФРИИ — это негосударственный фонд, учрежденный АСИ на средства российских корпораций. В свою очередь, АСИ — это автономная некоммерческая организация, но создана российским правительством. Важно, что фонд использует внебюджетные средства. Если говорить о глобальной стратегии, то она включает выход на прибыльность. Среди задач фонда — развитие российской инфраструктуры для венчурного рынка в сфере интернет-бизнеса. На эту инфраструктуру планируется потратить потенциальную прибыль фонда.
Если фонд негосударственный, то в него могут войти частные инвесторы. Заинтересованы ли вы в них? И что они получат, если всю прибыль планируется потратить на инфраструктуру?
Предложения коммерческих структур мы готовы рассмотреть, а что касается разделения прибыли, то это вопрос переговоров.
Когда фонд рассчитывает стать прибыльным?
На прибыльность мы планируем выйти примерно за семь лет — это нормально для фонда, инвестирующего на ранних стадиях развития стартапов.
За ближайшие три года мы намерены проинвестировать 400 стартапов. Пока все идет по плану: за год вложились в 120 проектов. Кроме акселератора, в котором авторы проектов получают помимо финансирования еще и бизнес-образование, мы организовали также преакселератор и заочные акселераторы, где консультируем молодых бизнесменов. Всего нам прислали заявки более 2000 молодых компаний, около 200 из них попали в наши акселерационные программы. Полный объем курсов проходят 20 процентов поступивших бизнесменов, что лучше, чем, например, у Coursera, образовательные курсы которой оканчивают единицы процентов слушателей.
На предпосевной стадии — перед вложением в проект — у нас упрощенная структура принятия решений по выделению инвестиций на участие в акселераторе. Мы делаем это быстрее, чем в среднем по рынку, иначе многие проекты умирали бы и мы не смогли бы за год провести четыре акселератора.
Сколько из проинвестированных стартапов умрут, похоронив с собой и ваши инвестиции?
Это неправильный вопрос, надо говорить о том, сколько выживут. И для начала нужно понять, сколько из выбранных проектов получили какие-то инвестиции. У ведущих американских акселераторов этот показатель достигает 50 процентов: половина из прошедших акселерационные программы старапов получают инвестиции. При этом американцы считают долю выживших от количества проектов, выпущенных из акселератора, а не набранных в него первоначально (часть команд не доходят до конца акселератора).
Объективная оценка доли получивших инвестиции проектов у нас есть только по первому акселератору — этот показатель близок к 40 процентам. Но то был наш первый выпуск, и мы на демодень, где стартапы могут познакомиться с инвесторами, привели все проекты, не отбирая специально самые жизнеспособные. Среди них есть сильные, выросшие на сотни процентов по ключевым показателям. Некоторые смогут выжить и без вложений, просто инвестиции со стороны фондов — это признак развития.
Если смотреть статистику по закрытым проектам, примерно 25 процентов стартапов, получивших предпосевные инвестиции в первом акселераторе, закрылись или сделали пивот (изменили идею, на которой планируют зарабатывать деньги, — прим. «Ленты.ру»).
Почему ФРИИ в последнее время обратил внимание на наукоемкие носимые устройства и большие данные (Big Data)?
Интернет-вещи и проекты в области Big Data — это сфера ближайшего развития интернет-бизнеса. Наша концепция прежняя: в фундаментальные исследования мы не инвестируем, проект должен находиться на высокой стадии развития, а его рынок составлять не менее 10 миллионов долларов. Таким образом, мы не меняем условий для отбора проектов. Произойдут некоторые изменения в экспертной среде акселератора. Но бизнес-части это не коснется, просто добавлены эксперты в новой области и выделены аналитики на оценку проектов этого типа. Причем у нас работают привлеченные эксперты и штат фонда не расширится.
Стремясь к прибыльности, мы не можем упускать важные ниши, влияющие на остальной интернет-рынок. Например, Big Data — это не только Google и «Яндекс», но и работа с личными данными пользователей; маркетинговые исследования, позволяющие выстраивать каналы продаж. Мы видим, что значительная часть наших проектов посвящена Big Data и носимым устройствам. Мы не собираемся бросаться в эти области сломя голову, какая-то часть инвестиций на них будет произведена в рамках вложений в интернет-проекты, о чем мы и говорим.
Почему вы перешли от посевных инвестиций в 1,4 миллиона рублей к более крупным сделкам: 45 миллионов вложено в «Кнопку жизни», 110 миллионов — в Babadu.ru? Это смена концепции, чтобы легче зарабатывать деньги?
У нас появились более крупные сделки, но это соответствует нашей инвестиционной политике. Крупные проекты необходимы в инвестиционном портфеле, чтобы другие наши стартапы могли перенимать их опыт и использовать уже налаженные «старшими собратьями» каналы продаж, выходы на заказчиков и т.п.
У нас есть четкие границы инвестиций: посевные (на первоначальную разработку продукта) — до 14,5 миллионов рублей и раунд А (начальная стадия развития проекта) — до 9 миллионов долларов. Причем это максимальные суммы, чаще мы ограничиваемся в раунде А вложениями в 4-5 миллионов долларов. Вместе с тем инвестиции раунда А у нас не основной приоритет, таких проектов в портфеле будет не более десяти.
Вложения на стадиях раунда А важны для свободы маневра стартапов. В России достаточно фондов, вкладывающихся на этой стадии, мы с ними работаем, и многие из них готовы соинвестировать с нами даже на ранних стадиях (посевной и предпосевной), хотя раньше в России такое было редкостью. Но если мы считаем стартап перспективным, то хотим дать ему возможность закрепиться на рынке независимо от других партнеров. Кроме того, у проекта более сильные позиции при переговорах с другими фондами, если известно, что в него готов инвестировать ФРИИ.
Инфраструктурные проекты, о которых вы сказали выше, денег уже не принесут?
Некоторые подобные проекты просто тяжело оценить в деньгах. А вот инфраструктурный проект вроде StartTrack (эта площадка коллективного инвестирования привлекла три миллиона долларов от ФРИИ — прим. «Ленты.ру») еще может окупиться. Заявленные инвестиции в него растянуты на несколько лет, и пока вложено менее 10 процентов. Но в целом StartTrack, школа венчурного инвестора и клуб бизнес-ангелов нацелены прежде всего не на прибыль, а на развитие инфраструктуры. В России проект StartTrack уникальный. В отличие от того же Boomstarter, он работает по принципу получения доли в стартапе вложившимися в него, а не просто конечного продукта проекта. Этим мы решаем задачу развития соинвестиций — одну из основных для нашего фонда.
Образование в вашей школе венчурных бизнесменов, по моим ощущениям, напоминает курсы игры в рулетку, то есть в ней учат, как угадать выигрыш.
Российский институт бизнес-ангелов пока находится на ранней стадии развития — их единицы на рынке. Школа венчурных инвесторов призвана сформировать его. Чтобы вовлечь людей в этот процесс, мы сделали школу бесплатной. Можно было бы использовать швейцарскую модель, когда бизнес-ангелы обязаны вкладывать куда-то не менее 100 тысяч евро в год или платить по 5 тысяч просто за членство в «клубе» венчурного бизнеса. Но у нас никто бы не пошел в эту сферу на таких условиях, поскольку нет соответствующих традиций рынка. Поэтому сейчас мы объясняем потенциальным инвесторам основы венчурного бизнеса, обеспечиваем их общение со стартапами в акселераторе, чтобы они могли увидеть, как делается бизнес, и тех, в кого собираются вложиться.
Мне кажется, в России достаточно людей с деньгами. Но важно превратить их в квалифицированных бизнес-ангелов, чтобы для них инвестиции на венчурном рынке были не игрой в рулетку, а такими же понятными, как вложения в паевой фонд.
Вы говорите о развитии российской венчурной инфраструктуры, но сами заключаете инвестиционные договоры в иностранной юрисдикции — почему?
Да, у нас действительно были сделки в иностранной юрисдикции, но обычно это связано с тем, что компания, куда мы вкладываемся, ранее получала первые инвестиции в рамках сделок на основе зарубежного права. Мы работаем над тем, чтобы перевести их в российское правовое поле.
Если говорить, почему мы вообще заключаем сделки в иностранных юрисдикциях, то такая необходимость диктуется рынком. Общий размер инвестфондов, действующих на российском рынке, по разным оценкам, составляет от 7 до 8 миллиардов долларов. И подавляющее их большинство работает в британской юрисдикции. Мы не должны говорить авторам проектов, что мы не выпустим их из российской юрисдикции, потому что тогда мы обрежем им возможные варианты развития в будущем с выходом на мировой рынок. А значит, сильные проекты к нам не придут. Отмечу, что реально в международную юрисдикцию переходят единицы, но предоставить такую возможность надо всем. Иначе у нас останутся только проекты, которые хотят быстренько получить деньги, освоить их и «умереть».
Реально ли сейчас инвестировать в рамках российского права, как при этом прописать права акционеров, например?
Мы недавно инвестировали в проект «Сердитый гражданин» 44 миллиона рублей. Впервые одним из условий сделки такого размера стал переход компании-разработчика «Интеллектуальные социальные системы» из правового поля Виргинских островов (Великобритания) в российское.
Стартап выглядит коммерчески привлекательным: на базе онлайн-ресурса для обработки жалоб и поиска решений создано коммерческое решение «Довольный гражданин». Среди заказчиков — Министерство образования и науки РФ и другие структуры, которым важно контролировать обращения людей. Соглашение с акционерами «Сердитого гражданина» было заключено через механизм корпоративного договора, появившийся благодаря изменениям в Гражданском кодексе РФ от 1 сентября 2014 года. Это механизм — аналог акционерного соглашения в британском праве. Мы надеемся, что внесенные поправки позволят сформировать положительную судебную практику по разрешению споров по таким договорам. То есть практику, когда суд в первую очередь руководствуется намерениями и договоренностями сторон в корпоративном договоре.
Чтобы возросло количество сделок в российском праве, мы и участвуем в совершенствовании нашего законодательства, как я говорил выше. Британское право пока более удобно компаниям не для того, чтобы спрятаться от налогов, а для защиты интересов акционеров. Необходимые элементы этой защиты — опционное соглашение, конвертируемый долг, соглашение о действиях при ликвидации. Предложения по включению данных понятий в российские законы были подготовлены нами, затем внесены в Госдуму, и, мы надеемся, они будут приняты.
Не подпадут ли стартапы, действующие в российском праве, под санкции, объявленные в последнее время против России ?
Сейчас геополитические риски возросли везде. Но нет единого мирового рынка, и санкции, к счастью, поддерживаются не всем миром. В Китае, Индонезии и окружающих их странах около двух миллиардов пользователей. Поэтому есть возможности для развития там, и у нас в портфеле уже имеются стартапы, работающие за пределами России, у нас есть консультанты, которые помогают выйти на зарубежные рынки.
Каков главный результат года вашей практической работы?
Мы в значительной мере закрыли белые пятна, существовавшие в экосистеме венчурных инвестиций. Главный результат прошедшего года работы — освоение предпосевной стадии инвестирования, pre-seed-раунда. Сложился некий стандарт для нее: сформировались требования к проекту, стало понятно, например, что у него должен быть прототип продукта. Стандарт был установлен высокий, но мы дали и инструмент для его достижения — наш акселератор.
Наши юристы, кроме того, помогли сформировать более подробный комплект документов для инвестиций на ранних стадиях развития проектов, прежде список условий для них занимал 3 страницы, а сейчас — 30. Отмечу наше сотрудничество с Microsoft в организации одного из акселераторов. Мы ценим признание одного из безусловных лидеров IT-рынка.
Станет ли Крым нашей Кремниевой долиной?
Мы не участвуем в этом проекте. ФРИИ провел в Крыму акселератор, там есть хороший вуз, в регионе есть некоторое количество свободных аутсорсеров-программистов, то есть технологическое ядро имеется. Но для создания Кремниевой долины нужны мощные технологические компании, а переход IT-специалистов с фриланса на создание собственного бизнеса требует изменений в голове.
