Мартиролог казахстанских журналистов: продолжение чёрного списка

Двенадцать лет назад, 4 января 2002 года, трагически погиб журналист Алексей Пугаев. В штате Казахстанское международное бюро по правам человека и соблюдению законности он проработал последние два года своей жизни, придя в него вместе с Сергеем Дувановым и Александром Скрылем. А ещё за двенадцать лет до того вместе с ними обоими и с Евгением Жовтисом он активно участвовал в первых проявлениях общественной жизни Казахстана на рубеже 80-х и 90-х годов ХХ века.

Поздним вечером 4 января 2002 года 62-летний журналист Алексей Андре­евич Пугаев был насмерть сбит неустановленной машиной на перекрёстке алма-атинских улиц Сатпаева и Масанчи, виновных не нашли.

Редактор сайта КМБПЧиСЗ Андрей СВИРИДОВ рассказал о коллегах Алексея Пугаева по оппозиционной журналистике и собратьях по обстоятельствам гибели — Нури Муфтахе (1936—2002), Асхате Шарипжаенове (1964—2004) и Батырхане Даримбете (1951—2005).

Автомобиль смертельно опасен для оппозиционных журналистов

По годам рождения и возрасту на момент гибели они принадлежали к разным поколениям, но гибли в автокатастрофах один за другим. Человек одного с Пугаевым возраста Нури Муфтах (1936—2002) погиб через десять с половиной месяцев после него, а именно 16 ноября того же самого года. Ровно через год и восемь месяцев, 16 июля 2004 года, был сбит машиной Асхат Шарипжанов (1964—2004), разменявший за полгода до того «сороковку». Через десять с половиной месяцев после него погиб 54-летний Батырхан Даримбет (1951—2005), попавший в ДТП в ночь с 1 на 2 июня и умерший в больнице 7 июня.

Обстоятельства гибели всех четверых можно систематизировать попарно: Пугаев и Шарипжанов были насмерть сбиты поздно вечером или ночью на перекрёстках алма-атинских улиц, а Муфтах и Даримбет погибли средь бела дня на дорогах Жамбылской области. Первый возвращался автобусом из Тараза в Алматы, и выйдя на улицу во время одной из остановок, был насмерть сбит другим автобусом, разворачивавшимся для выезда на шоссе; второй ехал из Алматы в Тараз пассажиром на переднем сиденье легковой машины, которая на полном ходу столкнулась со встречной машиной.

Выше я описал и параллели, и различия, ниже добавлю ещё о различиях. Какая машина сбила Пугаева, кто сидел за её рулём и в салоне, исполняли ли они так и осталось неизвестным; в истории Муфтаха и Даримбета виновные никуда вроде бы не скрылись, но проводилось ли какое-либо разбирательство по фактам тех ДТП, нам неизвестно. А вот водитель машины, сбившей Асхата Шарипжанова на перекрёстке Абая и Ауэзова 16 июля 2004 года, напротив, был найден (единственный такой случай на нашей памяти!) и даже осуждён.

Однако у присутствовавших на том судебном процессе наблюдателей и журналистов осталось плотное ощущение подставы: то ли это был вообще не тот водитель, то ли как бы и тот, но суд уклонился от исследования свидетельских показаний о том, что погибший человек не просто переходил дорогу, а бежал, спасаясь от преследователей. Кто они были, был ли как-то связан с ними водитель той машины, гнались ли они за Асхатом независимо от его сбития или сознательно толкнули его под колёса той машины — всё это осталось за пределами следствия и суда.

Батырхан Даримбет — редактор, собкор, общественный деятель

Раньше всех пришли в независимую журналистику и оппозиционную политику Алексей Пугаев и Батырхан Даримбет. Об участии первого из них в создании Алма-Атинского Народного фронта (1988—89), Ассо­циации независимых об­щественных организаций Казахстана (1989—90) и Социал-демократической партии Казахстана (1990—94) и о его редакторстве в газетах «Алма-атин­ский вестник», «Мнение» и «С`Демократ» я уже писал в первой статье.

Путь же в этой сфере деятельности Батырхана Даримбетова начался весной 1990-го, когда он вошёл в оргкомитет Гражданского движения «Азат», а после его учредительного съезда в июле того же года стал редактором одноимён­ной газеты. Интересно, что газета «Азат» была детищем Батырхана дважды — в 1990—94 годах как двуязычный орган одноимённого национал-демократического движения, а в 2004—2005 годах, а затем уже после гибели отца-основателя — как казахскоязычный орган общедемократического движения «Алга, ДВК» (переходная стадия от первого «Демвыбора» к Народной партии «Алга»).

Временной же промежуток в биографии Даримбета между двумя «азатовскими» эпопеями был заполнен собкоровской работой для радио «Свобода» (позднее на месте корпункта РС/РСЕ в Казахстане возникнет целая редакция радио «Азаттык»). Из журналистских подвигов Б. Даримбета как собкора радио «Свобода» мне больше всего помнятся три ярких истории из одного 1996 года — воспроизведу их по мониторингу событий в области СМИ и политики, который я тогда вёл.

4 апреля 1996 г. на канале Казахского телевидения распоряжением президента гостелерадиокорпорации А. Копишева была прекращена прямо на середине телевизионная программа «Не наступи на грабли», подготовленная для КазТВ собкором радио «Свобода» Батырханом Даримбетом.

5 июля 1996 г. собкор Б. Даримбет был задержан милицией на улице возле Оперного театра за несколько минут до начала пикетирования уйгурскими активистами посольства КНР, находившегося тогда на улице Фурманова чуть ниже улицы Кабанбай батыра. Журналиста продержали в Алмалинском РУВД без каких-либо оснований и объяснений два часа, пока не закончился пикет у посольства, и отпустили, сорвав тем самым подготовку репортажа о событии. В связи с этим журналист подал судебный иск на полицейских и в сентябре того же года выиграл дело (правда, из запрошенных им 6 млн. тенге суд обязал ГУВД Алматы выплатить журналисту 10 тыс. тенге, так ведь и соль дела была не в сумме).

1 декабря 1996 г., в пятую годовщину избрания Н. Назарбаева президентом (сейчас в честь той даты установлен День первого президента Казахстана) по радио «Свобода», часть вещания которого велась в те годы на основе договора с ГТРК РК на средних волнах эфира, прошла передача собкора Б. Даримбета с публицистическим сюжетом об истечении пятилетнего срока президентских полномочий Назарбаева. И уже 4 декабря вещание «Свободы» на средних волнах было прекращено навсегда, а расторджение договора позднее оформили задним числом.

Разумеется, это далеко не все яркие эпизоды из журналистской биографии Батырхана, но я здесь ограничусь этими тремя историями из одного 1996 года.

Что же касается общественной деятельности Даримбета последних лет его жизни, то здесь следует подчеркнуть, что в первой половине 2005 года он был членом оргкомитета по воссозданию Народ­ной партии «Алга, ДВК!» и президиума блока демократических сил «За справедливый Казахстан». А оказавшаяся последней в его жизни командировка в Тараз была не столько даже журналистской, сколько организационно-партийной — он должен был представлять оргкомитет на Жамбылской областной конференции «алговцев».

Память о Батырхане и её материальные знаки

Позднее, когда Народная партия «Алга» уже была создана (но так никогда и не зарегистрирована вплоть до окончательного разгона в декабре 2012-го), одно­партийцы Батырхана Даримбета в день первой годовщины его смерти установили на здании головного офиса своей партии мемориальную доску с его портретом и датами жизни. Когда же в декабре 2012-го это здание на улице Досмухаметова, 77, внутренний двор при котором и участок улицы перед ним столько раз становились местами важных событий нашей политических истории, опечатали каэнбэшники, то и мемориальная доска исчезла без следа. Вместе с разогнанной оппозиционной партией был уничтожен и знак памяти об одном из её основателей, уничтоженном за семь с половиной лет до того.

Как известно, цифрой 7,5 измеряется и тюремный срок, отвешенный казахстанским судом лидеру «Алги» Владимиру Козлову, арестованному сразу после трагических событий в Жанаозене. А мне сейчас вспоминаются слова Владимира Ивановича, сказанные им при поминании Даримбета в первую годовщину его смерти (цитирую по памяти): «Батырхан был моим соратником по партии, а стало моим близким другом. Он был национал-демократ, а я как типичный русский казахстанец относился к казахским националистам с недоверием. Но годы моей дружбы с Батырханом изменили моё сознание в этом плане, и теперь я верю что можно быть казахским националистом с человеческим лицом, если это лицо Батырхана».

К этому оценочному суждению о личности Б. Даримбета я бы добавил (не совсем в жанре, но в общую тему), что из всех погибших журналистов, о которых мы сейчас вспоминаем, только у него одного была журналистская смена. Его сын Аскар Даримбет успел за несколько послестуденческих лет стать вполне состоявшимся журналистом, а в январе 2008-го, через два с половиной года после гибели отца, его уже не стало. А его жена Назира Даримбет редактировала «алговскую» газету «Азат», унаследовав эту должность от Батырхана.

Последнее задание как точка в жизни журналиста

Нури Муфтаха и Асхата Шарипжанова я знал отнюдь не так близко, как Пугаева, и даже не так давно, как его же и Даримбета. Вот сейчас подсчитал — и совпало: и седовласым Нури-ага, и с моим ровесником Асхатом я был лично знаком последние полтора года жизни каждого из них.

С Нури Муфтахом мы познакомились в конце весны 2001 года в редакции газеты «Республика-2000», на страницах которой я публиковал свои обзоры прессы с февраля того же года, а он только что пришёл работать после прекращения выпуска газеты «XXI век». Следующие полгода мы проработали у незабвенной Лиры Байсеитовой в «Республике-2000» вплоть до прекращения её выпуска в январе 2002-го. И уже после того После того Муфтаха работал для оппозиционной газеты «Алтын гасыр», издававшейся в Атырау, и уже эта работа оказалась последней в его жизни.

С Асхатом Шарипжановым мы познакомились уже после смерти Н. Муфтаха, в начале января 2003 года, на почве совместной работы в газета «СолDAT», продолжавшейся очень недолго — всего лишь до мая 2003-го, когда Ермурату Бапи пришлось закрыть газету под тяжестью многомиллионного судебного иска некоего депутата из бывших медиков. При этом моя работа в «СолDATе» продолжалась всего полгода, тогда как Асхат работал в той газете аж с 1999 года (правда, время от времени то уходил, то возвращался). И лишь после окончательного закрытия «СолDATа» Шарипжанов был приглашён Юрием Мизиновым на его «Зону.kz», и эта работа оказалась последней в его жизни в течение неполного года с осени 2003-го по 16 июля 2004-го.

Гибель обоих журналистов, обстоятельства которой я уже изложил в начале этой статьи, была связана с тем, что на профессиональном сленге советских журналистов называлось «последним заданием», то есть с некоей темой, разработать которую журналисту поручает редактор либо журналист сам для себя назначает, либо согласовав тему с редактором, либо даже и не согласовывая, чтобы сдать в печать в готовом виде и как сюрприз для редактора.

У Муфтаха это была командировка в Тараз, где он будто бы собрал некий сенсационный материал о властной коррупции, но оформить его в готовую статью или цикл статей не успел — смерть настигла по пути домой. У Асхата это было обещавшее стать сенсационным интервью с Заманбеком Нуркадиловым, громко хлопнувшим дверью с госслужбы в марте 2004-го, а в середине июля будто бы готовившим новое выступление против режима личной власти.

Многочасовая беседа с Нуркадиловым у него на дому оказалось последним интервью, взятым у кого-либо журналистом Шарипжановым. Последние часы своей жизни Асхат провёл в редакционном офисе «Зоны», засидевшись там до глубокой ночи. Потом он вышел из здания на углу проспекта Абая и улицы Айти­ева и, по-видимому, двинулся по проспекту к более крупной улице Ауэзова, чтобы поймать на перекрёстке такси или частника поехать домой в «Орбиту». Что именно произошло там и тогда, так и осталось не прояснённым, а к утру следующего дня родных и коллег-сослуживцев известили о том, что раздавленное автомобилем тело Асхата было обнаружено на северо-западном углу перекрёстка Абая-Ауэзова и доставлено в Калкаман в 7-ю горбольницу, где Асхат и скончался, не приходя в сознание.

Вокруг того сенсационного интервью с Нуркадиловым было много слухов и домыслов. То ли его готовый текст (если таковой был вообще) таинственно исчез из редакции, то ли был изъят следователями и больше не возвращён, то ли изъяты (или просто исчезли) были лишь наброски к тексту. Горячие голов, отбрасывая любые сомнения, заявляли: Асахата ликвидировали, чтобы заткнуть рот Нуркадилову. Скептики возражали: а что мешает самому Заманбеку Калабаевичу собрать пресс-конференцию и на ней огласить сразу всем оппозиционным и сколько-нибудь независимым СМИ всё сказанное ранге в том интервью Асхату?

Вместо этого Нуркадилов спустя пару месяцев после гибели Шарипжанова публично обвинил в его убийстве лично Назарбаева, за что и был вскоре привлечён к суду по статье об «оскорблении президента» и осуждён к уплате огромного денежного штрафа. Не знаю, успел ли Заманбек Калабаевич уплатить этот штраф до того, как его самого убили в собственном доме 12 ноября 2005 года, издевательски назвав причиной смерти «самоубийством двумя выстрелами».

Вопрос о наличии или отсутствии связи между двумя трагедиями — ноябрьской-2005 в особняке на улице Луганского и июльской-2004 на ночном перекрёстке Абая-Ауэзова — можно сказать, провис в воздухе. Вроде бы и содержательное наполнение ложится одно в другое, как патрон в обойму, но вроде бы и временной разрыв между 16-м июля одного года и 12-м ноября следующего всё-таки великоват для прямой увязки одного с другим.

Постскриптум к этой части мартиролога

Не знаю, прибавится ли ясности когда-нибудь в будущем при смене правящего режима, если таковая ещё суждена нашей стране. Секретные материалы, предположительно скрываемые в начальственных сейфах, могут оказаться целыми, а могут и заблаговременно сожжёнными. Пока что мы можем констатировать, что после четырёх смертей оппозиционных журналистов Пугаева, Муфтаха, Шарипжанова и Даримбета сконцентрированных на коротком отрезке вре­мени с января 2002-го по июль 2005-го, общим знаменателем которых были автомобиль и дорога, прошло восемь с половиной лет, на протяжении которых под колёсами машин никто из журналистов не умирал.

Однако 2006, 2009 и 2013 годы явили нам другие, ещё более жестокие, способы расправы с оппозиционными политическими журналистами. В феврале 2006-го (когда точно — мы не знаем: не ранее вечера 11-го и не позднее утра 13-го) был расстрелян видный оппозиционный политик Алтынбек Сарсенбаев, начинавший в конце 80-х как журналист, а в 90-х и в 2004-м дважды побывавший министром информации. В казахстанский День независимости 16 декабря 2009 года в квартире жилого дома на улице Фурманова (президентская трасса!) был забит насмерть и выброшен из окна кыргызстанский оппозиционный журналист Геннадий Павлюк. Наконец, уже в 2013-м в Актюбинске собкор республиканских оппозиционных изданий Игорь Ларра был зверски избит на улице 20 августа и уже не вышел из больничной палаты, где и умер 13 октября.

В отличие от трёх ДТП со смертельным исходом для Пугаева, Муфтаха и Дарим­бета, убийства Сарсенбаева, Павлюка и Ларры не остались без судебного приговора.

По делу о похищении и расстреле Алтынбека Сарсенбаева и двух его помощников в том же 2006 году был громкий процесс и с несколькими весьма жёсткими приговорами. Другое дело, что целый ряд моментов следствия и суда породили целый ряд вопросов, которые никуда не делись и через семь лет, а после недавних «откровений» Генпрокуратуры соображений о том, что дело нечисто, только прибавилось.

По делу о выманивании из Бишкека в Алматы, заманивании на явочную квартиру и убийстве там Геннадия Павлюка казахстанские сыщики нашли, а потом и суд приговорил, судя по всему, реального убийцу — офицера кыргызских спецслужб, хорошо известного в соседней стране как личный палач при диктаторе Бакиеве. А через четыре месяца после убийства Павлюка революция смела бакиевский режим, и к первой годовщине смерти Геннадия ему был поставлен памятник в Бишкеке — едва ли не единственный по всему СНГ случай увековечения погибшего журналиста (даже об установке памятника Георгию Гонгадзе в Киеве нам ничего не известно).

Наконец, по делу об избиении Игоря Ларры, повлёкшем его смерть, перед самым Новым годом был осуждён один из нападавших, остальные четверо находятся в розыске. Мотивов расправы над журналистом за его профессиональную деятельность или политические взгляды суд не установил — нападавшие вроде как вообще не знали, кого избивали.

По-видимому, нам стоит продолжить этот мартиролог рассказом о биографии и творчестве также и этих троих. Правда, личных воспоминаний о Павлюке и Ларре у меня нет — я вообще не был с ними знаком при их жизни. С Алтынбеком мы хотя и учился на одном журфаке КазГУ при одних и тех же преподавателях, но слегка разминулись во времени (когда я поступил, он уже перевёлся на журфак МГУ). В годы журналистской и министерской работы Сарсенбаева я общался с ним всего лишь дважды и очень коротко, да и в оппозиционный период его жизни у нас был лишь один весьма беглый контакт, так что с этой стороны пускай напишут о нём другие воспоминатели (да многие уже и написали).

Хотя с позиции «издали при жизни» и «годы спустя» мне, конечно, есть что сказать о личности и деятельности Алтынбека Сарсенбаева, уже вошедшего и в большую историю Казахстана, и в историю казахстанской общественной мысли и прессы. Мартиролог казахстанских журналистов, погибших насильственной смертью при обстоятельствах, предполагающих или не исключающих фактор расправы за их профессиональную деятельность и политические взгляды, мож­но и нужно продолжать в содержательно-качественном плане. Лишь бы только не пришлось в наступившем 2014 году продолжать его в плане причисления к нему новых имён.

На этой как бы оптимистической ноте я и закончу этот мартиролог.

Андрей СВИРИДОВ, редактор сайта КМБПЧиСЗ,
член-учредитель ОФ «Журналисты в опасности»

Источник:
http://www.bureau.kz/data.php?page=0&n_id=6639&l=ru
http://www.bureau.kz/data.php?page=0&n_id=6640&l=ru