Internews Kazakhstan

Юлия Мучник: «Главный секрет хорошего интервьюера – это умение слушать другого человека»

Cоздан:   пн, 15/12/2008 - 09:40
Категория:

Жанр интервью на телевидении вновь становится актуальным и востребованным. Зрители хотят получить ответы на свои вопросы, им интересно мнение экспертов. Как подготовиться к телевизионному интервью, как грамотно его провести, как заинтересовать собеседника; в чем секрет хорошего интервьюера — мастер-класс по телевизионному интервью нам дала тренер Интерньюса Юлия Мучник, ведущая и автор программы «Час пик. Суббота» Тв-2Томск, многократный лауреат национальной, и региональной премии ТЭФИ в номинации «интервьюер»

 

На ваш взгляд, насколько остается востребованным на ТВ жанр интервью и в каких программах?

На российском телевидении (я не могу говорить о телевидении в целом) некоторое время назад казалось, что жанр интервью умирает, что зритель не хочет больше слышать никаких длинных разговоров, что он вообще больше не способен слушать, что ему нужны только развлечения, только гламур или только трэш, или сочетание трэша и гламура. А разговоры о важном, вообще, о человеке остались где-то в 90-х. Несколько последних лет этот жанр был в загоне на больших каналах еще и по причине цензуры. Хорошее интервью должно быть откровенным, часто злободневным. Для интервьюера не должно быть закрытых тем и запрещенных гостей. А когда нельзя то и это, какое может быть интервью? Только гламурное.

Но сейчас мне кажется, что-то стало меняться. Появились Берман с Жандаревым на Первом канале с циклом интервью. Недавно большое интервью на том же Первом заявил Познер. Видно, что они по-прежнему работают в определенных рамках, но есть надежда, что эти рамки будут раздвигаться хоть немного. Что-то стали пробовать в этом жанре и на других каналах. Появляются абсолютно разные интервьюеры, кто-то из них нравится, кто-то не нравится. Что-то получается, что-то не получается. Но очевидно, что телеканалы пытаются опять с этим жанром работать и как-то его возрождать. И судя по рейтингам, которые сейчас все определяют, интервью востребованы у зрителя. Все-таки этот жанр вполне в российской традиции, как в российской традиции — кухонные разговоры.

А сейчас, когда случился повсюду этот экономический кризис, людям особенно понадобятся ответы на вопросы «Что происходит?», «Что дальше?», «Почему?». Почему еще вчера считалось, что за меня все решает власть, и я могу о происходящем в стране не думать, а сейчас выясняется, что это не так. Людям понадобятся эксперты, которые подробно и глубоко ответят на вопросы, их волнующие. И сделать это можно только в интервью. Поэтому я думаю, что будущее у этого жанра есть. Когда жизнь становится проблемнее, этот жанр становится востребован.

Все давно знают, как правильно готовиться к интервью, как готовить «героя», как строить вопросы, и даже знают о секрете от Ларри Кинга — универсальном вопросе «почему?», но интервью удается далеко не каждому. В чем секрет? И в чем трудности интервьюера?

Хорошим интервьюером может стать журналист с большим журналистским опытом. Надо много порепортёрить, много поработать в поле, понять эту профессию изнутри. Это с одной стороны. А с другой стороны, нужен человеческий опыт. Очень редко хорошими интервьюерами могут стать совсем молодые люди, потому что совсем молодому человеку интересен в первую очередь он сам. Это с возрастом появляется интерес к другим людям. Так вот нужен какой-то жизненный опыт. Ну и, конечно, чтобы стать хорошим интервьюером, нужно иметь неплохое образование. Нужно много читать, много понимать о жизни. Причем в разных ее областях, поскольку твоими собеседниками могут стать самые разные люди, надо просто хорошо готовиться к интервью.

Ну а самый главный секрет хорошего интервьюера — это умение слушать другого человека. Кажется, это очень простая вещь, потому что если мы не больные люди, и у нас нет проблем со слухом, то вроде бы мы все умеем слушать. Но, на самом деле, внимательно и с интересом слушать другого человека, дано не всем. Подавляющее большинство людей слышит только себя. Им гораздо интереснее выговариваться, чем слушать. И даже многие интервьюеры во время интервью больше думают о том, как выглядят они перед камерой, нежели о том, что говорит собеседник. А когда другой человек вдруг видит в твоих глазах интерес, когда видит, что его действительно слушают, и видит, что он важен тебе, со всеми своими проблемами и заморочками, со всеми своими взглядами и пристрастиями, вот тогда человек начинает тебе выговариваться как психотерапевту.

Но проблема еще и в том, что сейчас профессия очень сильно дискредитирована. В отличие от 90-х годов, сейчас в журналистике очень много людей случайных. И вот известные, раскрученные актеры, писатели, политики, спортсмены, которым по роду деятельности приходится давать сотни интервью, часто сталкиваются с такими случайными журналистами и начинают совершенно справедливо эту профессию глубоко презирать, и презирать журналистов вообще. Поэтому когда ко мне в эфир приводят человека, уже давшего тысячу интервью, я вижу, что ему даже лень смотреть в глаза журналисту. Он уже изначально считает, что сейчас очередная девочка или мальчик будет задавать одни и те же глупые, плохо сформулированные вопросы, а он должен будет тут мучиться. Они приходят уже заранее негативно настроенные к предстоящей процедуре. И приходится иной раз прилагать много усилий перед интервью, чтобы твой собеседник просто на тебя взглянул, послушал тебя и понял, что перед ним адекватный, заинтересованный человек, который действительно хочет с ним поговорить. Мы специально приглашаем этих людей по возможности хотя бы за полчаса до эфира просто для того, чтобы в доэфирном разговоре реабилитировать немножко профессию. Мы пьем чай, разговариваем. И любопытно иногда наблюдать, как собеседник вдруг очухивается, поднимает голову, смотрит, «о боже!» — перед ним не «журналюга», а нормальный адекватный человек. И тогда интервью получается.

Но кроме искреннего, глубокого, неподдельного интереса к собеседнику и умения его слушать и слышать, нужна еще некоторая независимость характера, потому что иной раз надо задавать неприятные вопросы, и это часть профессии. Я не говорю о человеке несимпатичных тебе взглядов или человеке, делающем что-то плохое, — таким людям легче задавать неприятные вопросы, но даже человеку тебе симпатичному иной раз все-таки надо задать какой-нибудь неприятный вопрос. Неприятный — не значит некорректный. У нас все-таки канал не желтый, мы не задаем людям некорректных личных вопросов. Но неприятные вопросы, чтобы раскрыть человека, раскрыть тему, задавать нередко надо. Это часть профессии, и это иной раз требует определенной смелости и независимости. Между тем, сейчас в условиях цензуры и давления с разных сторон, даже хорошие интервьюеры иной раз начинают говорить с собеседниками, в особенности наделенными властью, таким очень подобострастным, заискивающим тоном и играть с ними в поддавки. И зритель это всегда почувствует.

Говорят, что звездам задали уже все вопросы...

Да это так. Я знаю, это большая проблема, когда готовишься к интервью со звездами. Я думаю иногда, напишу-ка я вопросы, не заглядывая в интернет. И мне кажется, что я придумала обалденные вопросы. Потом я захожу в интернет, и понимаю, что все это никуда не годится.

Как правило, я очень долго думаю над вопросами. Еженедельный формат моей программы дает мне такую возможность. Я очень много советуюсь, я очень много читаю о моем потенциальном собеседнике. И далеко не всегда, тем не менее, получается. Но если хотя бы первые вопросы будут неожиданными для собеседника, и если это вопросы, которые действительно этого человека волнуют или мучают, и ты поднял проблемы, над которыми он сам думает, ему станет с тобой просто интересно разговаривать. Надо стать интересным этому человеку и надо показать, что он тебе интересен.

Какое свое интервью вы считаете самым удачным?

Хорошее интервью, неожиданно совершенно, было с шахматистом Анатолием Карповым. Я еще раз убедилась, насколько непредсказуема жизнь.

Я помню, как проходил знаменитый матч Карпова с Каспаровым в 84-м году. Все люди, настроенные просоветстки, болели тогда за Карпова. Потому что Карпов был олицетворением советской системы, сам Брежнев поздравлял его со всеми победами. И вдруг появился молодой Каспаров, которой сразу же стал не просто соперником Карпова, а чуть ли не символом диссидентства. Все диссиденты, и я в том числе, болели тогда за Каспарова против Карпова. И вот прошло очень много времени. В наш город приехал Карпов, к которому все эти годы у меня сохранялось такое несколько предвзятое отношение. Я долго готовилась к интервью с ним. Он пришел в студию и... оказался совершенно очаровательным человеком. Абсолютно открытым, по-детски непосредственным, немножко обидчивым, очень расположенным к разговору. И случилось чудесное интервью. Кто бы мне сказал, когда я болела против Карпова (я и журналистом тогда быть не думала), что я когда-то буду брать у него интервью, и за это интервью мне дадут статуэтку Тэфи. Жизнь непредсказуема.

Совершенно неожиданные вещи случаются. Одно из лучших интервью было с Олегом Меньшиковым. С ним невозможно было заранее договориться, потому что, во-первых, он приехал в Томск на один день, а во-вторых, мне сказали, что просить его об интервью бесполезно: он ненавидит журналистов, он абсолютно закрыт, он не дает интервью никому. Мы все-таки решили поехать в театр и перед его прогоном подойти и попробовать. Я подумала, ну пошлет и пошлет — это тоже часть нашей профессии. И как-то так получилось, что я подошла и сказала: «Я знаю, что вы все это терпеть не можете, интервью никому не даете. Но, может, минут 15 найдете». И еще что-то такое о его последнем фильме — о сериале «Доктор Живаго», который на меня произвел очень большое впечатление. Он так неожиданно обернулся, и у него в глазах была радость. Потому что все этот сериал в то время ругали, совершенно, на мой взгляд, не справедливо. А для него это очень важная роль. Он бросил свой прогон, мы нашли, где поговорить, и это было, наверное, одно из лучших моих интервью.

Но эти вещи непредсказуемы, как и в жизни: ты к кому-то нашел подход, к кому-то —  нет; с кем-то у тебя контакт случился, с кем-то —  нет; с кем-то заладилось, с кем-то —  нет. Но тем это и интересно.

А в общем, обычно своими интервью я не довольна. Всегда понимаю, что надо было что-то делать иначе.

А есть такие интервью, которые, на ваш взгляд, совсем не удались? Самые трудные для вас?

Очень тяжелое, как ни странно, было у меня интервью со Жванецким, на текстах которого я выросла, и которого, естественно, обожаю. Он был в плохом настроении, уставший после концерта. Он просто с сочувствием ко мне отнесся и согласился отвечать на вопросы. Но интервью было задумано долгим, а он на него совершенно не был настроен. Я чувствовала, что у него просто нет сил. Он утром прилетел, потом концерт... И я просто постаралась побыстрее свернуться. Интервью вышло короче, чем планировалось, да и, вообще, не очень получилось. Но, откровенно говоря, я не обиделась, потому что понимала, что передо мной гений, я понимала, что он имеет право быть в дурном настроении, имеет право не очень желать давать интервью. Я была благодарна ему уже за то, что хоть какое-то время он пытался быть искренним и помогал мне...

А самые сложные и неудачные интервью — это всегда с коллегами, с журналистами. С Познером, с Сорокиной, с Шендеровичем. Ну и еще кое-кого можно вспомнить.

У коллег брать интервью очень сложно, потому что они знают все секреты профессии. Они часто уже немного подустали от камер, они больше привыкли сами быть интервьюерами. И вообще, эти люди, как правило, хорошо мне знакомые. А у близких людей интервью брать почти невозможно. Для интервью необходима определенная дистанция, момент узнавания в ходе беседы. Чтобы была интрига. А когда ты берешь интервью у коллеги или у друга, у хорошо знакомого тебе человека, всегда возникает ощущение, что ты спрашиваешь о том, что уже прекрасно знаешь, а он отвечает тебе, зная, что ты знаешь... Нет необходимой дистанции.

Завершился очередной семинар Интерньюса для тележурналистов с региональных станций, на котором вы выступали в качестве тренера. Что бы вы хотели пожелать нашим журналистам?

Я не знаю, что пожелать, но могу предупредить что ли. В работе провинциального журналиста есть определенные проблемы. В первую очередь, — ощущение, что в этом городе ты уже все снял, все сказал, что некуда развиваться. Каждый журналист, работающий в небольшом городе, рано или поздно с этим сталкивается. Но в то же время, я знаю, что в России, например, и у московских журналистов рано или поздно возникает такое же ощущение. И дело не в городе и не в пространстве, а в самом человеке. Рано или поздно наступает какая-то усталость. Тогда надо искать новые темы, новых собеседников, новые повороты. И дело тут не столько в увеличении пространства, которое тебя окружает, а в тебе самом. Или ты с этим внутренним кризисом, который наступает с разной периодичностью — у некоторых раз в неделю, у некоторых — раз в год, у некоторых — раз в пять лет, справишься, или... Но научиться с этими кризисами справляться нужно и можно.

А, вообще, приезжая в Казахстан, я каждый раз наблюдаю разный профессиональный уровень у казахстанских журналистов: что-то не умеют, чего-то не понимают в профессии. Но я всегда сталкиваюсь с людьми, которые с иронией относятся к себе, к своему делу, хотят развиваться в профессии. Это всегда адекватные и внутренне свободные люди. Они могут и хотят работать по-честному. Но у вас, увы, сеть та же проблема, что и в России — цензура. Развлекательной журналистикой в этой ситуации заниматься легко. А любой человек, который хочет работать в информационной журналистике так, как учат на семинарах Интерньюса, сталкивается рано или поздно с тем, что учат его одному, а в реальности это выглядит совершенно иначе. Здесь его учат докапываться до истины, искать разные точки зрения на проблему, и объясняют, что это и есть журналистика. А когда он начинает работать на своем канале, особенно на государственном, он сталкивается с тем, что в реальной жизни все, чему его научили, невозможно, неприменимо или применимо, но опасно. И вот тут у человека начинаются внутренние проблемы. И уж как он будет эти проблемы решать — ломаться, или пытаться идти напролом, или искать золотую середину в этой ситуации, я не знаю, тут мы ничем помочь уже не можем. Тут уж каждый должен принять решение самостоятельно